Встаньте и посмотрите под ноги, я собираюсь обронить немного мудрости ©
Пишет Гость:
Я определённо буду фанатом)
18.05.2010 в 15:13
1127 слов
И это произошло снова.
Может, самому себя проклясть на безбрачие, чтобы другие не заморачивались и не творили со мной бог весть что... в этот раз, кажется, я стал более... пушистым?
Осторожно ощупываю себя. Так и есть. Пушистый. А еще пухлый, с коготками на ногах, и у меня постоянно чешутся зубы.
читать дальше — Извращенка! — Я смотрю сверху вниз на Мелисанду, мою мучительницу. — Сколько можно, а? И почему в этот раз ты превратила меня в грызуна... как бишь они зовутся... неважно. Почему не в жабу?
— Милый Жан, — улыбнулась эта коварная женщина, — ты был жабой восемь раз. Я решила привнести немного разнообразия. И признаться, сейчас ты намного милее. Это относится и к жабам, и к твоему человеческому облику. Может, и не нужно будет расколдовывать?
— О, муки ада! — вскричал я... ну это я маху хватил... пропищал я. Вот был жабой, так хоть вполне значительное кваканье имелось, я мог такие вирши им выводить — любо-дорого послушать. А теперь, вроде бы повышение по рангу — из жаб в грызунов, а голос стал совершенно не солидным. Казуистика занимательнейшая. Еще один пунктик в длинном перечне претензий к Мелисанде. — Послушай, великая. Давай рассмотрим ситуацию здраво. В мире полным-полно принцев, королей, князей и обыкновенных лордов. Это раз. Уже десять лет ты преследуешь меня одного. Это два. Ну чем я такое заслужил?
Мелисанда выпрямилась:
— Я тебя не преследую! Ты сам во всем виноват. Я фея Непорочности, ты же знаешь. Мне постоянно приходят на тебя жалобы, принц Жан, от девушек, знатных, не знатных, от их отцов и мужей, что ты, как бы это помягче сказать... покусился на их честь.
— Отцов и мужей? — на всякий случай уточнил я.
— Не смейся, Жан! Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
— Что я могу поделать, если девушки сами не прочь? Я пользуюсь популярностью, что не говори. Ты ведь не должна каждую слушаться... сколько же можно превращать меня во всякую живность! Жабы хоть куда ни шло, ты — очень мило с твоей стороны — закидывала меня после куда-нибудь в королевский пруд, недели не проходило, чтобы какая-нибудь девица не целовала меня, и все заканчивалось. Потом, правда, приходилось объясняться с отцом девушки, что я, принц Жан, в силу разных причин, на их дочках жениться не могу, но это все мелочи, побочные продукты моего весьма неплохого времяпровождения, так сказать. — Я уселся на пол. Мне хотелось бегать, грызть что-нибудь, перебирать какие-нибудь мелочи, навроде висюлек платья Мелисанды, и всем этим я и занимался, пока говорил, однако я очень быстро устал. Потом лейб-медики мне объяснили, что у хомяков обмен жизненных соков высок, потому они много двигаются и быстро устают. Да, я вспомнил, к какому виду грызунов я теперь отношусь. Эта сумасшедшая превратила меня в хомяка. Тоже мне забава... ну никакой серьезности. Я бы чувствовал себя увереннее, о чем Мелисанда, конечно, знала, стань я, к примеру, суровым крысом.
— Ты несправедлива ко мне, — грустно продолжил я. — Вроде бы великая, вроде бы волшебница, а так издеваться над несчастным принцем...
Мелисанда, кажется, смутилась. Когда она смущается, она начинает ломать свои смуглые пальчики или вдруг замирает, вся напрягшись, как птичка. Вот и сейчас... Мелисанда прикусила губу и присела рядом со мной на пол. Очень удобно получилось для меня. Я забрался на подол ее бархатного платья и почувствовал себя почти сносно.
— Милый Жан, — заговорила Мелисанда. У нее необыкновенный голос — вот вы слыхали звон колокола в нашей старой церкви на Каэрском броду? Колокол очень давно был отлит из серебра и бронзы; по ободу его вьется узор из виноградных листьев и гроздьев, который, говорят, сплели маленькие феи из пустошей Тары. Наверное, они же подарили колоколу такой нежный звон. Каэрский колокол никогда не гремел, он звучал тихо, но звон его закрадывался вам в сердце. Так и голос Мелисанды — в моем сердце отзвук он всегда находит. — Твое королевство расположено на древних землях. Испокон веков моя семья жила на них, творило волшебство, оберегало людей. Я последняя фея Непорочности, последняя Великая волшебница. Разве я могу не присматривать за королевским сыном, скажи? Меня очень огорчает, что приходится выполнять просьбы обманутых тобой девушек, но еще больше огорчает твое поведение.
— А мне кажется, тебе нравится превращать меня.
— Это неправда. Если бы ты не был таким развратным...
— О! — я разозлился. Знаете, это любимый прием моего отца — выставлять меня виновным в мельчайших прегрешений, а потом раскрывать передо мной возможности, каких я лишился в результате наказания. — И тогда бы что? Ты, Мелисанда, прекратила бы отводить глаза и высокомерно вздергивать свой прекрасный носик, когда я подхожу к тебе на балах? Перестала бы отказывать мне поехать кататься на лодках по нашему чудесному дворцовому озеру? И руку бы свою мне подала?
— Зачем тебе моя рука? — тихо спросила Мелисанда, не глядя на меня.
Я скрипнул зубами.
— Ну, ваше непорочество, говори уже, какое на этот раз условие? — сказал я грубо. — Я останусь хомяком, пока... что? Не поцелует девушка, как обычно? Или в этот раз, раз ты так разошлась, и тут что-нибудь новенькое придумаешь? Поцелует Главный повар? Король? Точно: пока меня не коронует мой отец, и я не стану первым в истории королем-хомяком.
Мелисанда взглянула на меня, и я осекся.
— Чары может снять только поцелуй принцессы, — произнесла она, бережно сняла меня с подола своего платья и встала.
И я понял. Ну так всегда бывает.
Мелисанда сейчас уйдет. А потом сюда, в мои покои, вбежит какая-нибудь принцесса, которую в мгновение ока моя Мелисанда найдет, научит, пообещает ей все, что дать может; принцесса поцелует меня, и я снова стану собой.
Вот только Мелисанду больше не увижу. Таким взглядом, каким она меня одарила, навсегда прощаются.
— Постой!
Она обернулась.
— Мелисанда, мне не нужна принцесса.
— Ну хорошо, пусть будет обычная девушка.
— Нет, не в этом дело.
— Могу предложить принцессу Катилину из Западного королевства. Она красивая, в твоем вкусе.
— Да зачем мне принцесса! Я...
Мелисанда замерла. Мне даже показалось, что и дыхание задержала. А я встал на задние лапки (фи, какое убожество про свои ноги так говорить!) и... это ужасно трудно объясняться, будучи хомяком, поверьте моему слову.
— Ты хотел что-то сказать, Жан? — робко спросила Мелисанда, подойдя ближе.
— Да, душа моя.
— Душа?
— Я люблю тебя. Вот что я хотел сказать. Десять лет уже люблю. Ты этого не замечаешь... Я всего лишь обыкновенный принц... на данный момент, обыкновенный хомяк, но если...
— Я не думаю, что ты умеешь любить, милый Жан, — грустно улыбнулась Мелисанда.
— Я сам не думал.
Ее взгляд был печальным.
— Хорошо, я меняю условие. Чары снимет мой поцелуй.
Я не знал, что ответить на это, а она поцеловала меня.
— Мне от тебя ничего не нужно, — прошептала Мелисанда после того. — Поцелуй не обязывает тебя, как обязывали поцелуи всех тех девушек, что расколдовывали тебя прежде.
— Замечательно, потому что мне нужно от тебя, — твердо ответил я и притянул к себе свою волшебницу. — Вот станешь принцессой, когда выйдешь за меня, тогда и поговорим о чарах, о поцелуях, их снимающих, о феях, преследующих принцев, и о принцах, влюбленных в фей. Ты не смейся, душа моя. Мы еще с тобой возможность превращения принцесс-волшебниц в хомяков обсудим. Как нет? А ведь нечестно!
Спорить дальше я ей не дал. Кто же с поцелуев на споры отвлекается?..
URL комментарияИ это произошло снова.
Может, самому себя проклясть на безбрачие, чтобы другие не заморачивались и не творили со мной бог весть что... в этот раз, кажется, я стал более... пушистым?
Осторожно ощупываю себя. Так и есть. Пушистый. А еще пухлый, с коготками на ногах, и у меня постоянно чешутся зубы.
читать дальше — Извращенка! — Я смотрю сверху вниз на Мелисанду, мою мучительницу. — Сколько можно, а? И почему в этот раз ты превратила меня в грызуна... как бишь они зовутся... неважно. Почему не в жабу?
— Милый Жан, — улыбнулась эта коварная женщина, — ты был жабой восемь раз. Я решила привнести немного разнообразия. И признаться, сейчас ты намного милее. Это относится и к жабам, и к твоему человеческому облику. Может, и не нужно будет расколдовывать?
— О, муки ада! — вскричал я... ну это я маху хватил... пропищал я. Вот был жабой, так хоть вполне значительное кваканье имелось, я мог такие вирши им выводить — любо-дорого послушать. А теперь, вроде бы повышение по рангу — из жаб в грызунов, а голос стал совершенно не солидным. Казуистика занимательнейшая. Еще один пунктик в длинном перечне претензий к Мелисанде. — Послушай, великая. Давай рассмотрим ситуацию здраво. В мире полным-полно принцев, королей, князей и обыкновенных лордов. Это раз. Уже десять лет ты преследуешь меня одного. Это два. Ну чем я такое заслужил?
Мелисанда выпрямилась:
— Я тебя не преследую! Ты сам во всем виноват. Я фея Непорочности, ты же знаешь. Мне постоянно приходят на тебя жалобы, принц Жан, от девушек, знатных, не знатных, от их отцов и мужей, что ты, как бы это помягче сказать... покусился на их честь.
— Отцов и мужей? — на всякий случай уточнил я.
— Не смейся, Жан! Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
— Что я могу поделать, если девушки сами не прочь? Я пользуюсь популярностью, что не говори. Ты ведь не должна каждую слушаться... сколько же можно превращать меня во всякую живность! Жабы хоть куда ни шло, ты — очень мило с твоей стороны — закидывала меня после куда-нибудь в королевский пруд, недели не проходило, чтобы какая-нибудь девица не целовала меня, и все заканчивалось. Потом, правда, приходилось объясняться с отцом девушки, что я, принц Жан, в силу разных причин, на их дочках жениться не могу, но это все мелочи, побочные продукты моего весьма неплохого времяпровождения, так сказать. — Я уселся на пол. Мне хотелось бегать, грызть что-нибудь, перебирать какие-нибудь мелочи, навроде висюлек платья Мелисанды, и всем этим я и занимался, пока говорил, однако я очень быстро устал. Потом лейб-медики мне объяснили, что у хомяков обмен жизненных соков высок, потому они много двигаются и быстро устают. Да, я вспомнил, к какому виду грызунов я теперь отношусь. Эта сумасшедшая превратила меня в хомяка. Тоже мне забава... ну никакой серьезности. Я бы чувствовал себя увереннее, о чем Мелисанда, конечно, знала, стань я, к примеру, суровым крысом.
— Ты несправедлива ко мне, — грустно продолжил я. — Вроде бы великая, вроде бы волшебница, а так издеваться над несчастным принцем...
Мелисанда, кажется, смутилась. Когда она смущается, она начинает ломать свои смуглые пальчики или вдруг замирает, вся напрягшись, как птичка. Вот и сейчас... Мелисанда прикусила губу и присела рядом со мной на пол. Очень удобно получилось для меня. Я забрался на подол ее бархатного платья и почувствовал себя почти сносно.
— Милый Жан, — заговорила Мелисанда. У нее необыкновенный голос — вот вы слыхали звон колокола в нашей старой церкви на Каэрском броду? Колокол очень давно был отлит из серебра и бронзы; по ободу его вьется узор из виноградных листьев и гроздьев, который, говорят, сплели маленькие феи из пустошей Тары. Наверное, они же подарили колоколу такой нежный звон. Каэрский колокол никогда не гремел, он звучал тихо, но звон его закрадывался вам в сердце. Так и голос Мелисанды — в моем сердце отзвук он всегда находит. — Твое королевство расположено на древних землях. Испокон веков моя семья жила на них, творило волшебство, оберегало людей. Я последняя фея Непорочности, последняя Великая волшебница. Разве я могу не присматривать за королевским сыном, скажи? Меня очень огорчает, что приходится выполнять просьбы обманутых тобой девушек, но еще больше огорчает твое поведение.
— А мне кажется, тебе нравится превращать меня.
— Это неправда. Если бы ты не был таким развратным...
— О! — я разозлился. Знаете, это любимый прием моего отца — выставлять меня виновным в мельчайших прегрешений, а потом раскрывать передо мной возможности, каких я лишился в результате наказания. — И тогда бы что? Ты, Мелисанда, прекратила бы отводить глаза и высокомерно вздергивать свой прекрасный носик, когда я подхожу к тебе на балах? Перестала бы отказывать мне поехать кататься на лодках по нашему чудесному дворцовому озеру? И руку бы свою мне подала?
— Зачем тебе моя рука? — тихо спросила Мелисанда, не глядя на меня.
Я скрипнул зубами.
— Ну, ваше непорочество, говори уже, какое на этот раз условие? — сказал я грубо. — Я останусь хомяком, пока... что? Не поцелует девушка, как обычно? Или в этот раз, раз ты так разошлась, и тут что-нибудь новенькое придумаешь? Поцелует Главный повар? Король? Точно: пока меня не коронует мой отец, и я не стану первым в истории королем-хомяком.
Мелисанда взглянула на меня, и я осекся.
— Чары может снять только поцелуй принцессы, — произнесла она, бережно сняла меня с подола своего платья и встала.
И я понял. Ну так всегда бывает.
Мелисанда сейчас уйдет. А потом сюда, в мои покои, вбежит какая-нибудь принцесса, которую в мгновение ока моя Мелисанда найдет, научит, пообещает ей все, что дать может; принцесса поцелует меня, и я снова стану собой.
Вот только Мелисанду больше не увижу. Таким взглядом, каким она меня одарила, навсегда прощаются.
— Постой!
Она обернулась.
— Мелисанда, мне не нужна принцесса.
— Ну хорошо, пусть будет обычная девушка.
— Нет, не в этом дело.
— Могу предложить принцессу Катилину из Западного королевства. Она красивая, в твоем вкусе.
— Да зачем мне принцесса! Я...
Мелисанда замерла. Мне даже показалось, что и дыхание задержала. А я встал на задние лапки (фи, какое убожество про свои ноги так говорить!) и... это ужасно трудно объясняться, будучи хомяком, поверьте моему слову.
— Ты хотел что-то сказать, Жан? — робко спросила Мелисанда, подойдя ближе.
— Да, душа моя.
— Душа?
— Я люблю тебя. Вот что я хотел сказать. Десять лет уже люблю. Ты этого не замечаешь... Я всего лишь обыкновенный принц... на данный момент, обыкновенный хомяк, но если...
— Я не думаю, что ты умеешь любить, милый Жан, — грустно улыбнулась Мелисанда.
— Я сам не думал.
Ее взгляд был печальным.
— Хорошо, я меняю условие. Чары снимет мой поцелуй.
Я не знал, что ответить на это, а она поцеловала меня.
— Мне от тебя ничего не нужно, — прошептала Мелисанда после того. — Поцелуй не обязывает тебя, как обязывали поцелуи всех тех девушек, что расколдовывали тебя прежде.
— Замечательно, потому что мне нужно от тебя, — твердо ответил я и притянул к себе свою волшебницу. — Вот станешь принцессой, когда выйдешь за меня, тогда и поговорим о чарах, о поцелуях, их снимающих, о феях, преследующих принцев, и о принцах, влюбленных в фей. Ты не смейся, душа моя. Мы еще с тобой возможность превращения принцесс-волшебниц в хомяков обсудим. Как нет? А ведь нечестно!
Спорить дальше я ей не дал. Кто же с поцелуев на споры отвлекается?..
Я определённо буду фанатом)
@темы: фест-фест